Экономическая доктрина В.Путина

В историю экономических учений исследователи обычно включают научные школы, сформированные на основе некоторых базовых подходов, которые и определяют всю дальнейшую политическую и хозяйственную деятельность. Так было с меркантилистами, которые проповедовали идеологию «ограбь соседа» с вытекающей из неё протекционистской и денежной политикой. Так было с физиократами (высказывавшихся за развитие сельского хозяйства и политику фритредерства), социалистами (ратовавших за ограничение всевластия рынка и защиту наёмных работников) и всеми прочими политико-экономическими доктринами.

Не осталась в стороне от общемировых тенденций и Россия. В 1917 году политическую власть в стране взяли коммунисты, которые на протяжении семи с лишним десятилетий выстраивали новую, невиданную ранее модель государственного устройства, основанного на централизованном планировании и запрете частного предпринимательства. Но в 1992 году СССР де-юре прекратил своё существование, и новая Россия стала выстраивать обновлённую модель устройства государства и экономики.

Становление российской политико-экономической модели чётко подразделяется на два этапа:

  1. Либерально-рыночную модель Б. Ельцина, ярко высветившую недостатки политики избыточной демократии и слабо регулируемого рынка (где всё продаётся и покупается — недра, СМИ, безопасность, правоохранительные органы и проч.);
  2. «Собирания государства» В. Путина, основанной на личном доверии к президенту, на госкорпорациях и рецентрализации государственной власти.

Начнём с краткой характеристики модели государства и экономики по Б.Н. Ельцину; это поможет нам понять предпосылки формирования будущей концепции-антипода Владимира Путина.

Надо признать, что перед первым президентом России стояли небывалые по сложности и масштабам задачи перехода от одной политической и экономической системы к другой. На кризис идеологии коммунизма накладывались этнические и религиозные конфликты, долгое время сдерживаемые советской властью. Шахтёрские забастовки, разрыв кооперационных связей, референдумы о независимости союзных республик, борьба с ортодоксами из КПСС и депутатами Верховного Совета, исчерпание золотовалютных резервов, гиперинфляция и займы от МВФ – всё это образовывало мощный негативный фон, которым сопровождались экономические преобразования, которые чаще называют не реформами Ельцина, а шоковой терапией Е. Гайдара.

Если отбросить эмоции и проанализировать ситуацию в стране с высоты сегодняшних дней, то можно сделать вывод о том, что тогда существовали лишь две реальные альтернативы:

а) проводить реформы быстро, отвергнув направляющую и руководящую силу компартии (то есть принять вариант шоковой терапии);

б) попытаться пойти по пути постепенных преобразований, с поэтапной отменой ограничений по частному предпринимательству и внешнеэкономической деятельности.

Можно, конечно, говорить и о третьем варианте – репрессий и «закручивания гаек» по сталинскому образцу (его мягкий вариант начал реализовывать Ю.В. Андропов), но данный путь представлял собой явно тупиковую ветвь; он вновь привёл бы страну к указанным выше двум альтернативам.

Из двух политико-экономических вариантов, которые условно назовём польским (по Л. Бальцеровичу) и китайским (по Дэн Сяопину), Борисом Ельциным был избран шоковый сценарий. Его поддерживал Запад, МВФ и часть оппозиции, опиравшаяся на программу «500 дней». Эти акторы считали переход к демократии и либеральным ценностям отличной заменой тоталитарному государству.

Для России выбранная концепция оказалась неприемлемой. Призыв Б. Ельцина «Берите себе столько суверенитета, сколько сможете проглотить» оказался чреват неисчислимыми бедствиями. Казалось бы, проверенные временем аксиомы либерализма о приоритете прав личности, о государстве как ночном стороже, не вмешивающемся без острой нужды в экономику, о свободе слова, печати, собраний продемонстрировали со всей отчётливостью свою оборотную сторону. Иначе говоря, неоклассическая доктрина либеральной саморегулируемой экономики, основанная на постулатах Адама Смита и более поздних теоретических разработках (таких, как монетаризм Милтона Фридмена) показали свою малую пригодность для России.

Уход в сторону государства тут же стал замещаться властью денег и криминала, появившимися местными феодалами в лице олигархов, которые умело приспособили демократию к своим узкоэгоистическим целям. Позже, готовясь к предвыборной кампании 2012 года В. Путин в своей статье «Демократия и качество государства» указывал: «Введение демократических форм государства принесло практически сразу же остановку необходимых экономических реформ, а чуть позже — сами эти формы оказались оккупированы местными и центральными олигархическими элитами, беззастенчиво использующими государство в своих интересах, делящими общенародное достояние… В результате в 90-е годы под флагом воцарения демократии, мы получили не современное государство, а подковёрную борьбу кланов и множество полуфеодальных кормлений».

Таким образом, уже будучи в 1999 году премьер-министром, а с начала 2000 года Президентом РФ, В. Путин в целом сформулировал для себя концепцию возрождения России, возвращения ей статуса великой державы.

Модель перехода экономики и политики страны В. Путин не стал связывать ни с какой прошлой или вновь разработанной теоретической концепцией. Увидев воочию провал традиционной демократии и либеральных ценностей в РФ, В. Путин избрал эмпирическую доктрину трансформации России, которую условно можно назвать «нащупыванием камней при прохождении брода».

Поскольку обширные демократические права были многими истолкованы как вседозволенность, Путин решил на начальном этапе «уменьшить пространство клетки», то есть не отменять демократию, а сделать её управляемой.

Для того, чтобы реализовать сложную концепцию «управляемой демократии», необходимо было предпринять целый ряд шагов по выстраиванию надлежащего имиджа Президента РФ, привести региональные законодательства в соответствие с Конституцией РФ, сформировать финансовую базу для исполнения обязательств государства, устранить власть олигархов в центре и на местах.

В качестве главного фактора реализации политической и экономической доктрины Путина (которую также именуют путиномика по аналогии с рейганомикой американского президента Р. Рейгана) мы выделили имидж Путина, его репутацию, авторитет, уважение населения. И это не ошибка, а современное понимание роли национального лидера.

Здесь нам снова ненадолго придётся вернуться к первому президенту РФ Б. Ельцину. Надо отдавать себе отчёт в том, что не было бы Ельцина, не было бы и его антипода Путина. Ельцин к концу своего президентства практически полностью растерял свой рейтинг, народную поддержку и уважение. Образ человека пьющего, не держащего слова (особенно после того, как он обещал лечь на рельсы, если цены повысятся), который не в состоянии отстаивать национальные интересы России, был радикально обновлён новым главой государства. Путин выступил перед народом как некурящий и не употребляющий спиртного лидер, способный владеть собой в самых непростых ситуациях. За Путина уже никому не было стыдно – он не дирижировал оркестрами и не просыпал встреч с премьер-министрами иностранных государств. Более того, СМИ доносили до народных масс и политической элиты кадры о полёте Путина в сверхзвуковом истребителе, о спуске на подводной лодке в морские глубины, о высказывании «мочить в сортире» террористов и проч.

Все эти пиар-мероприятия дали позитивный результат. Рейтинги доверия Путину и его политического влияния стали динамично расти – впрочем, как и цены на нефть, которые во времена дефолта 1998 года составляли 9,5 долл. за баррель, а в 2008 году доходили до 140 долл. за бочку марки Brent.

Пытаясь не допустить эрозии промышленного, технического и технологического потенциала российских компаний, В. Путин решил опереться на государственные корпорации, которые помимо указанных выше задач, должны были наполнять федеральный бюджет. В период роста сырьевой конъюнктуры поставленные цели были в целом достигнуты.

Одной из составляющих эмпирической модели Владимира Путина стала закрытость поставленных целей. Убедившись в том, что озвученные ориентиры достигаются с большим трудом или не достигаются вовсе (такие, как удвоение ВВП, достижение уровня благосостояния Португалии, формирования в Москве мирового финансового центра, создания 25 млн. высокотехнологичных рабочих мест и проч.), В. Путин решил по возможности отказаться от публичного целеполагания. Оказалось, что при высоком уровне доверия к Президенту РФ на это мало кто обращает внимание, а в реальной политике чётко обозначенные цели становятся любимым объектом критики для оппозиции. Но если цели не заявлены, то и критиковать власть вроде как не за что. Кроме того, необозначенные на официальном уровне цели создают возможности для более гибкой внешней и внутренней политики, опирающейся на текущую ситуацию в мире.

Следует отметить, что после массовых манифестаций в Москве в 2011 году Владимир Путин решил скорректировать экономическую платформу в плане серьёзного ограничения предпринимательства в стране. Дело в том, что на улицы столицы тогда, в 2011 году, вышли совсем не бедные люди, страдающие от нищеты и безысходности. В рядах протестующих, требующих больших прав и свобод, было немало представителей малого и среднего бизнеса, побывавших за границами нашей Родины и возжелавшими таких же условий, как в странах Евросоюза. Проводя исторические параллели, можно отметить отчётливое сходство с восстанием декабристов, которые после Отечественной войны 1812 года познакомились с жизнью граждан стран Европы.

После того, как властям удалось снизить накал страстей и активность протестующих, В.В. Путин решил не поощрять малый и средний бизнес, поскольку в предпринимательстве увидел угрозу государственной стабильности. Публично президент Путин поддерживал развитие МСП, осуждал наезды на бизнес силовиков, проводил соответствующие совещания с руководителями регионов, министерств и ведомств. Но на практике стратегия ограничения малого и среднего бизнеса даже ужесточилась, что выразилось в расширении государственного сектора экономики, увеличения числа госслужащих и бюджетников.

После присоединения Крыма и введения международных санкций против России усиление государственного сектора объяснялось необходимостью мобилизационных мер перед лицом врага (что в целом соответствовало фактическому положению дел). Однако после 2014 года темпы экономического роста стали микроскопическими, что естественным образом отразилось на доходах населения, которые на 5 лет просто перестали расти. Оформившаяся в 2000-е годы экономическая модель Путина стала пробуксовывать. Рейтинг президента также стал стагнировать, а после пенсионной реформы 2018 года стал всё больше проседать.

Начало 2020 года стало для путиномики серьёзным испытанием не только по причине обвала цен на углеводороды. Коронавирус и длительный карантин обрушили хозяйственную активность и увели экономический рост России в минусовую область (на 6-7% в годовом исчислении). По всей вероятности, мировой коронакризис серьёзно скорректирует экономическую доктрину Путина уже в короткой перспективе. Какой она станет — будет понятно уже в ближайшие годы.

Похожее ...

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.