Экономика Воронежского края в XVI-XVII вв. (Ч.2)

Экономика Воронежского края

Следует отметить, что функции Воронежа в период его становления не были чисто оборонительными; в них содержались элементы и наступательного характера. В ответ на нападения кочевников жители воронежского края весьма часто организовывали набеги на южные области с целью грабежа и захвата пленников. Так, например, в 1667 году Степан Разин с отрядами казацкой голытьбы совершил походы на Волгу и Яик, в 1668-1669 гг. – рейд по Каспийскому морю и в Персию. Эти походы носили ярко выраженный разбойничий характер; казаки участвовали в набегах с целью грабежа имущества и захвата пленников, – в связи с чем в народе эти рейды получили название «походов за зипунами».

Воронежцы часто присоединялись к казакам, вместе с ними участвуя в морских и сухопутных сражениях. От воронежских воевод правительство постоянно требовало, чтобы воронежцы «… продав свои запасы и товары, ехали назад на Воронеж… у казаков не оставались и с ними для добычи на море и под крымские улусы не ходили». [1] Воеводы в ответ доносили, что не допускают набегов и грабежей, а занимаются лишь торговыми операциями и сопровождением грузов.

Экономика региона в тот период носила военно-криминальный характер: богатство и имущество наживалось  сторонами в основном за счёт удачных походов. В то же время при внезапных нападениях противника все нажитые богатства быстро утрачивались. Такой образ жизни большинства населения накладывал свой отпечаток на многие сферы жизни общества: с одной стороны, лиц, желавших заниматься ремёслами и сельским хозяйством, было не много из-за всевозможных рисков и опасностей, с другой – люди, промышлявшие военным делом и грабежом жили одним днём, в результате чего уровень пьянства и смертности среди них был весьма высоким, а уровень культуры и образования оставался низким. Как отмечают в этой связи источники XVIII-XIX вв., «отсутствие религиозно-нравственного воспитания, дурной пример раскольников и расстриг, влияние соседства кочевников, не могли не дать в совокупности весьма плачевные результаты в отношении общественной нравственности Воронежа. И действительно, к концу XVII века пьянство, разврат и грабежи были далеко не редкостью в Воронеже».[2]

Надёжной основы для охраны личности и частной собственности не было, так как представители государственной власти, отдельные воеводы и бояре постоянно допускали произвол и беззаконные действия в экономической и общественной жизни.[3] Это обстоятельство, в свою очередь, препятствовало капиталовложениям и созданию соответствующих экономических институтов. Деньги зажиточное население не пускало в оборот, а зарывало в землю (о чём свидетельствуют многочисленные археологические находки). Материальное благосостояние большей части населения и продолжительность жизни были невысокими. Все эти факторы служили источником постоянной социальной нестабильности.

К XVII веку социально-экономическая ситуация в Воронежском регионе по-прежнему оставалась неустойчивой. Хотя вокруг Воронежа появилось много новых сёл и поселений, сельское хозяйство региона было по-прежнему малоразвито. Крестьяне обрабатывали землю примитивными способами, урожайность была незначительной, а труд крепостного крестьянина был очень тяжёлым. Общее закабаление населения и жестокости властей обусловили наличие большого количества беглых крестьян и «лихих» людей, промышлявших разбоем в лесах и на дорогах. В ответ на образование крупных неправительственных войсковых соединений (по типу упоминавшегося нами войска Степана Разина), которые нередко поворачивали оружие и против правящего класса, власти решили препятствовать всяким казацким и крестьянским вольностям, закрепощая нижние слои общества, ограничивая мобильность и личную свободу народных масс.

Воронеж к концу XVII в. Художественная реконструкция

Тем не менее, Воронеж рос и расширялся; несмотря на периодически повторяющиеся пожары, город отстраивался вновь. Деловой центр и городская торговля сосредоточивались в основном на возвышенном правом берегу реки Воронеж. Здесь располагались административные органы – Приказная изба, воевода со своими службами, таможенный двор, где собирались пошлины, Съезжая изба, персонал которой следил за сбором податей, производил розыск беглых и осуществлял судопроизводство. Здесь же находилась рыночная площадь, на которой располагались торговые ряды и трактиры. Наибольший доход приносила торговля иноземными товарами, а также торговля алкогольными напитками на так называемом Питейном дворе.[4] Жалованье стрельцы и казаки получали из таможенных и кабацких доходов.[5]

Следует отметить, что содержание военных формирований за счёт местного населения было весьма обременительным для горожан и сельских жителей. Для русских городов XVII века вообще характерен высокий уровень налоговых изъятий и податей. Горожане платили так называемые «стрелецкие деньги» – на содержание ратных людей, «полоняникам на откуп» (для выкупа захваченных кочевниками пленников), вносили сборы за «даточных людей», призывавшихся в армию, ямские деньги – на содержание ямов.[6] Проводились также и другие сборы, – например, на упоминавшиеся нами «посольские проводы», на строительные работы и прочее.

Помимо денежных платежей практиковались и натуральные платежи, которые очень тяготили горожан, не занимавшихся сельским хозяйством. Так, для выплат хлебных сборов городскому населению приходилось закупать хлеб на рынке у перекупщиков за высокую цену; иногда с этой целью они совершали далёкие поездки.[7]

Кроме перечисленных налогов и сборов, все горожане платили государству оброк за дворы и лавки. По Воронежу годовой оброк с посадского населения в 40-50-х гг. XVII в. составлял 277 руб. 20 алтын (по деньгам XVII в.).[8]

Торговые операции облагались отдельными сборами и пошлинами. Обычной для того времени была таможенная пошлина, взимавшаяся в определенном размере к торговым оборотам. Правительство Михаила Романова, нуждавшееся в деньгах, прибегало и к чрезвычайным сборам – «пятинной деньге» (пятая деньга составляла 20% оценки «животов», то есть имущества и промыслов), которой облагалось главным образом посадское население. По свидетельству документальных источников, в Воронеже «пятинные деньги» платили горожане за «торговые туточные и отъезжие торги и промыслы». В течение 1613-1645 гг. этот тяжелый для горожан сбор проводился семь раз.[9]

Управление и контроль за экономической и военной жизнью Воронежа и области осуществлял воевода. Он представлял на месте государственную власть во всех ее проявлениях: следил (посредством своих подчинённых)[10] за соблюдением порядка в городе, за исправностью и сохранностью крепостных сооружений и построек, осуществлял судебные полномочия, проводил поиск беглых людей и прочее. В части экономического контроля важнейшей функцией воеводы была фискальная, – он контролировал полноту и своевременность выплат налогов и пошлин, наказывал неисправных плательщиков. А наказания за уклонение от уплаты налогов и сборов были строгими: провинившихся били палками, батогами или сажали в тюрьму. Административный и фискальный контроль за выплатой налогов и пошлин (т. е. за так называемым посадским «тяглом») сосредоточивался в Приказной избе.

Каждодневное руководство и контроль за городскими финансами осуществлял воронежский Житенный Голова, о деятельности которого мы имеем довольно скудные сведения. Известно лишь, что он обычно избирался «всяких чинов уездными людьми», но случалось и так, что воевода по своему усмотрению выбирал на эту должность лиц из боярских детей, подьячих и целовальников, для заведования государственными житницами. Представителями финансовой части в Воронеже были также служившие по выборам Верные Головы и целовальники, ведавшие кружечный двор, таможню, собиравшие откупные деньги с бань и ухожей, полоняночные, ямские, сошные, стрелецкие и прочие деньги и хлеб. Должность Житенного Головы, как и большинство других упомянутых финансовых должностей, были упразднены в 1679 г., а обязанности возложены на воевод.

Очевидно, что огромная концентрация фактически бесконтрольной экономической и государственной власти в руках одного лица накладывала на хозяйственную жизнь города свой отпечаток. Воеводами часто допускался произвол и мздоимство, что, в свою очередь, возбуждало недовольство населения, подрывало социальную стабильность. Причём народные волнения вызывал не только экономический и правовой произвол и взяточничество, но и неравномерное распределение налогового бремени, нечестная конкуренция в хозяйственной жизни города и села. В частности, в начале XVII в. в ряде русских городов имелись земельные наделы, принадлежавшие влиятельным вельможам, близких к царскому окружению. Владельцы этих так называемых «беломестных» территорий (своеобразных аналогий нынешних оффшорных зон), пользовались налоговыми льготами, и, занимаясь торговлей и ремеслами, фактически подрывали конкурентный режим. Местные торговцы и ремесленники из числа посадских людей не могли на равных конкурировать с «беломестными» предпринимателями, которые имели более низкие издержки производства и обращения за счёт предоставляемых льгот. Со временем ситуация ещё более обострилась, так как многие посадские торговцы и ремесленники стали переходить под эгиду владельцев «белых» дворов, то есть «закладываться» как говорили в то время. В результате этого процесса количество налогоплательщиков сокращалось, что приводило к снижению налоговых поступлений и ужесточению требований по выплатам налогов и недоимкам к тем предпринимателям, которые осуществляли свою деятельность без каких бы то ни было льгот.

О воронежском беломестном наделе боярина И.Н. Романова, близкого родственника царя, упоминает в своем труде Е. Чистякова. Она сообщает, что «в 1630-1640-х гг. вблизи Воронежа располагалась льготная слободка Романова. Жители этой слободы, в том числе и «дворники» боярина Романова, не участвовали в выплате городских налогов и исполнении различных служб; они вели торговлю в Азове, Москве и других городах, а также имели по 3-5 лавок в самом Воронеже. К этой слободе прилегали городские земли и выгоны для скота, которые беломестцы и сам Романов постепенно прибирали к рукам».[11]

С ростом торговых операций и населения Воронежа увеличивалась ёмкость воронежского рынка и его привлекательность для представителей других регионов и городов страны. Таможенная книга 1623 г. даёт нам представление о масштабе торговых связей Воронежа за два с половиной месяца этого года. Количество лиц, прибывших из различных городов на воронежский рынок, довольно значительно: 1. Елец – 14 чел.; 2. Пункты Воронежского уезда – 11; 3. Москва – 7; 4. Скопин – 6; 5. Оскол; 6. Рыльск – 4; 7. Добрый – 4; 8. Ряжск – 4; 9. Переяславль – 3;  10. Студенки – 3; 11. Тула – 3; 12. Пустотин – 2; 13. Чернь – 2; 14. Ливны – 2; 15. Пронск – 2; 16. Брянск – 2; 17. Курск – 2; 18. Рязань – 2; 19. Сокольск – 1; 20. Путивль – 1; 21. Шацк – 1; 22. Лихвин – 1; 23. Михайлов – 1; 24. Дедилов – 1; 25. Гремячее – 1; 26. Новосиль – 1; 27. Воронеж — 7.

Приведенный перечень пунктов, откуда прибыли представители торгового сословия, свидетельствует о широком географическом спектре и разнонаправленности воронежской торговли: товаропотоки направлялись в самые разные местности, – начиная от Москвы и заканчивая Азовским маршрутом. Мы не имеем точных данных о стоимостной оценке и натуральных показателях действовавших тогда товаропотоков, однако можем сказать, что они не представляли собой существенных величин, а основная масса торговых операций совершалась между Воронежем и населёнными пунктами, расположенными вблизи его – такими, как Гремячье, Оскол, Студенки и др. Основными объектами купли-продажи в период освоения Воронежского края были рыба, пушнина, мёд, строительный лес, речные суда. Большинство этих товаров производилось в результате вырубки леса, охоты, рыбной ловли, то есть  путём прямой эксплуатации природных ресурсов края. Со временем эти ресурсы таяли: дремучие дубовые леса, расположенные на территории нынешнего Воронежа и его окрестностей, вырубались, река Воронеж мелела. В результате этих процессов всё меньше становилось зверей в лесах, более скромными становились уловы рыбы. Конечно, это были не одномоментные явления, а длительные процессы, но именно они во многом инициировали переход к освоению новых видов хозяйственной деятельности – в первую очередь, к сельскому хозяйству, почвы и климат Воронежского края этому благоприятствовали.

Чертёж поймы реки Воронеж в 1694 году с изображением деревянной крепости и Успенского (Адмиралтейского) храма

Становление сельского хозяйства в Воронежском крае относится к началу XVII в., когда вокруг Воронежа возникают первые сёла и деревни, складывается Воронежский уезд. Кроме части уезда, занятой сельскими поселениями, имелась к тому времени значительная незаселенная территория. Здесь существовали «откупные ухожьи», то есть земли, сдаваемые в аренду для рыбной ловли, добычи пушных зверей, сбора мёда диких пчел. Как следует из исторических документов,[12] ухожьи (их ещё назвали ухожаи) начинались к югу от Воронежа и тянулись по Дону до земель донских казаков, захватывая притоки Дона: Хворостань, Потудань, Тихую Сосну, Икорец, Марок, Битюг, Осередь, Чёрную Калитву, Богучар, Тулучееву. Арендаторами воронежских земель в первой половине XVII в. выступали в основном казаки и служилые люди; денежные средства от аренды поступали в доход государства. Источник тех лет дает нам следующую картину арендных отношений: «Да на Воронеже откупные вотчины по обыском воронежских служилых и всяких жилецких людей, за отцов их духовных и за их руками, а что с тех вотчин идёт в государеву казну откупных денег и за кем ныне те вотчины в откупу именем, в том обыску написано.

Вотчина Хворосанской ухожей – за полковым казаком за Максимом Мошковым, а откупу с него двенадцать рублёв с четвертью. Вотчина Лисогорьевские ухожей – за пушкарем за Дениском за Тимохиным, а откупу с той вотчины двадцать рублёв»[13] и т. д.

Следует отметить, что сдача в аренду воронежских земель служилым людям, предоставление льгот и привилегий казачеству и черкасам (т. е. переселенцам с Украины) была не просто царской милостью, а составляла неотъемлемую часть целенаправленной государственной политики царя Михаила Фёдоровича.

После Смутного времени и неурожаев 1601-1603 гг. страна была разорена, повсюду процветал разбой, снабжение казаков нарушилось. Помочь южным городам (в том числе Воронежу) Михаил Фёдорович мог, ввиду отсутствия в казне денег, лишь привилегиями и землями. Пытаясь привлечь славянское население для заселения Воронежского края, государь, который вообще благоволил к вольному казачеству, давал военным людям и переселенцам из южных областей весьма существенные льготы. Тем самым решалась двуединая задача заселения и хозяйственного освоения Воронежского края, а также обороны южных рубежей России малозатратными методами. Л. Вейнберг отмечает это обстоятельство следующим образом: «Откуда взять значительные средства, необходимые на содержание степного войска из черкас? Оставался один путь – заменить денежное жалованье поместьями, вотчинами, правом беспошлинного винокурения, торговли и другими привилегиями».[14]

Благодаря предоставлению земель и льгот, невзирая на повторяющиеся набеги кочевников, Воронеж в первой трети XVII в. стал быстро развиваться в хозяйственной и торговой сферах. Находясь на бойком торговом пути, Воронеж скоро сделался торговым центром для всей польской украйны. Сюда стекались для торговли татары и казаки. Первые выменивали свой скот и лошадей на разные товары; вторые закупали здесь жизненные припасы, домашнюю утварь, платье и проч. Позднее воронежцы стали спускаться по Дону на дощаниках, для торгового промысла, в Казачьи городки. Воронежцы богатели настолько, что частные лица на собственные средства сооружали храмы.[15]

Права и привилегии черкас, в особенности торгово-промышленные, так сильно повлияли на  экономическую сторону жизни россиян, прибывших из других регионов, что между ними возникли неприязненные отношения. Позднее они ещё более обострились, когда в 1652 г. был учрежден в Воронеже кружечный двор с розничной продажей водки и вина. Этот кружечный двор, принадлежавший черкасам, был в крае монополистом по продаже спиртного. Всем остальным производить и продавать беспошлинно алкогольные напитки было запрещено. Выражаясь языком того времени, «а кроме того двора на Воронеже и в уезде кабакам и винокурням быть невольно».

Воронеж достигает апогея своего экономического развития к середине XVII в., затем все в большей степени начинают проявляться рецессионные процессы. Причин тому несколько. Главной из них являются последствия смут и бунтов, вызванных С. Разиным. В целях предотвращения неконтролируемых перемещений беглых крестьян и повстанцев, правительство существенно ограничило свободу передвижения населения, в том числе торговцев и ремесленников. Это обстоятельство негативно отразилось на Воронеже, который был торговым городом. Для осуществления коммерческих поездок купцам теперь нужно было обращаться в Съезжую Избу с челобитной для выдачи им специального документа  – проезжей. Например, торговцы фруктами, воронежские посадские люди Лев Пономарев и Марк Тайлуков, задумавшие отправиться в Острогожск и Коротояк для сбыта своего товара, подавали в Съезжую Избу прошение следующего содержания: «Царю Государю и Великому Князю Алексею Михайловичу, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержцу бьют челом сироты твои, воронежские посадские люди, Левка Пономарев и Марка Тайлуков. Милосердный Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, пожалуй нас, сирот Своих, вели, Государь, нас с Воронежа отпустить до Коротояку и до Рыбнаго, с яблоками. Царь Государь, смилуйся, пожалуй!»[16]

В Воронеже в Съезжей Избе велись особые книги, в которые вносили имена отъезжавших лиц с фиксацией срока отбытия. Когда люди возвращались вовремя, делалась отметка – «явился к сроку»; в противном случае объявлялся «розыск беглых». Найденных ждало суровое наказание.

Обстоятельством, осложнявшим торговлю, стало и ужесточение таможенных ограничений. В Воронеже в 1670-е гг. появились собственные «заставы» и «перевозы», назначением которых было «сторожить реки Воронеж и Дон, чтоб по ним не прокрались в Казачьи городки или на Дон беспаспортные люди и не провозилось контрабандное вино. Кроме заставы у г.Воронежа, которой заведовал Осадный Голова, существовали перевозы Гвоздевский, Губарёвский, Семилукский, Девицкий, Устенский, Кречкова поляна и Борщёвский монастырь».

Все вышеперечисленные мероприятия по ограничению передвижения населения и таможенные препоны сильно тормозили торговлю. На фоне ослабления торгового и военного значения Воронежа, снижения опасности нападения кочевников, экономика региона во всё большей степени приобретает характер аграрной. Переселенцами осваиваются плодородные земли края, разводятся домашние породы скота и птицы, развивается хлебопашество.

С течением времени ситуация с землевладением и землепользованием в Воронежском крае менялась: всё большая часть сельскохозяйственных угодий переходила в собственность помещиков и духовенства при одновременно увеличивавшейся доле пахотных земель (см. табл.1.1).

Таблица 1.1 Рост распаханности Черноземного центра в 1630-1763 гг, тыс. десятин

Источник: Историческая география Черноземного центра России. – С.40.

Из данных, представленных в таблице 1.1, хорошо видно, как сокращались площади лесных массивов и возрастала доля пашни. За полтора столетия распашка Черноземного центра возросла с 4 до 34%, количество пахотных земель увеличилось почти на 4,8 млн. десятин или в семь с половиной раз.[17] Этот процесс свидетельствует о превращении Воронежского края в аграрную область в период XVII – начале XVIII вв.