Актуальность концепции маргинальности для понимания процессов, происходящих в социальной структуре российского общества, связана с ее масштабной трансформацией, один из аспектов которой фиксируется как маргинализация. Причины маргинализации прежде всего связаны с усилением процессов мобильности как восходящей, так и нисходящей. Экономические, политические реформы привели к появлению новых социальных групп, изменению численности прежних. Все эти изменения происходят за счет действия механизмов мобильности.
История возникновения и функционирования термина «маргинальность» чрезвычайно важна для его понимания. Она сравнительно коротка, но предельно насыщена разнонаправленными интеллектуальными поисками, оригинальными находками. Пожалуй, трудно найти другой научный термин, понимание которого так зависело бы от знания его истории. Ведь его методологическая универсальность, применимость к изучению самых разнообразных социальных процессов, множество контекстов употребления приводили к тому, что в разных условиях он каждый раз приобретал новое звучание и даже порой совершенно новый смысл, демонстрируя в то же время свою эвристическую плодотворность. Поэтому важно дать хотя бы сжатую картину его развития.
Сам термин «маргинальный» употреблялся уже давно для обозначения записей, пометок на полях; в другом смысле он означает «экономически близкий к пределу, почти убыточный». Как социологический он существует с 1928 года. Американский социолог, один из основателей Чикагской школы Роберт Эзра Парк (1864-1944 гг.) впервые употребил его в своем эссе «Человеческая миграция и маргинальный человек», посвященном изучению процессов в среде иммигрантов. Правда, предысторией возникновения термина можно считать термин «промежуточный элемент» («), употребленный другим исследователем этой школы в 1927 году при изучении иммигрантских групп в городской социальной организации. Иначе говоря, маргинальность — это характеристика пограничных, промежуточных, стоящих на рубеже культур, явлений, социальных субъектов, статусов.
Маргинальные люди имеют отношение к двум или даже нескольким различным группам, не принадлежа ни к одной из них полностью; их субъективное представление о себе и объективное положение довольно противоречивы. Маргинальный человек, по словам Р. Парка, «живет в двух мирах и в обоих он более или менее посторонний». Затрудняя личностную идентификацию с определенной группой, эта амбивалентность способствует размыванию норм и ценностей исходной субкультуры без соответствующего приобщения к новой субкультуре. Маргинализация подразумевает потерю объективной принадлежности к некоей социальной общности без последующего вхождения в иную или без полной адаптации к новой общности. Главный признак маргинализации – разрыв социальных связей, причем последовательно рвутся экономические, социальные и духовные связи. При включении маргинала в новую социальную общность эти связи в той же последовательности восстанавливаются, причем установление социальных и духовных связей, как правило, сильно отстает от установления связей экономических. Примеры маргинальности: горожане сельского происхождения, дети из многонациональных семей, представители стран третьего мира, получившие европейское образование, эмигранты.
Идеи Парка были развиты и переработаны другим американским социологом — Эвереттом Стоунквистом в монографическом исследовании «Маргинальный человек» (1937 г.). С его именем чаще всего связывают окончательное закрепление и легитимацию концепции маргинальности в социологии. В дальнейшем концепция маргинальности была подхвачена «бесчисленным количеством социологов» и, принятая как должное многими, часто критикуемая за отсутствие научного ригоризма, стала «эластичной». В 40-60-е гг. она особенно активно разрабатывалась в американской социологии. Проблема маргинальности больше не ограничивается культурными и расовыми гибридами, как у Стоунквиста. Сама теория Стоунквиста подверглась критике. Например, Д. Головенски считал понятие «маргинальный человек» «социоло-гической фикцией». А. Грин утверждал, что маргинальный человек — это всеобъемлю-щий термин (omnibus term), который, включая все, не исключает ничего, и поэтому должен употребляться осторожно и только после того, как его параметры определены [4;с.63,67]. Тем не менее, анализ усложняющихся социальных процессов в современных обществах через понятие маргинальности, приводивший к интересным наблюдениям и результатам, становится одним из признанных социологических методов.
Например, реструктуризация экономики, рост доли сектора услуг и торговли при одновременном сокращении производственного сектора привели к возникновению значительных потоков мобильности. Промышленные рабочие, меняя профессию, переходят в сферу услуг. Для многих этот переход связан с деквалификацией, сменой квалифицированного труда на неквалифицированный, для других, наоборот, это шаг вверх по социальной лестнице, иногда связанный с открытием собственного дела. Однако, в любом случае, такой переход сопровождается сменой ролевых и идентификационных характеристик и может анализироваться с позиций теории маргинальности. Можно предположить, что усиление «проблемности» состояния маргинальности, увеличение времени, требуемого для адаптации, будет зависеть от того, воспринимает ли человек смену статуса как позитивное событие, или как вынужденную меру, единственный способ сохранить привычный уровень жизни в условиях экономического кризиса.
Интересный аспект анализа маргинальности – творческий потенциал этого состояния. Адаптация к новой социальной позиции может быть как пассивной – через приспособление образа жизни к требованиям среды, так и активной, направленной на изменение ситуации, поиск новых моделей поведения. Массовое перемещение в группу индивидов из других социальных слоев в сочетании с выбором активных стратегий адаптации способно переопределить ценностно-нормативные характеристики статусной группы. Интересно было бы проанализировать с этой точки зрения процесс смены элит в России. Концепция маргинальности может помочь в объяснении той «революции сверху», которая произошла в России в 80-е гг. Средние слои номенклатуры, получив при М.С. Горбачеве доступ в элиту, сумели изменить и правила взаимодействия внутри группы и критерии рекрутирования в элиту.
Другой аспект маргинализации в современной России связан с тем, что многие статусные позиции потеряли ролевую и идентификационную определенность. Социологические исследования показывают, что в современной России существует слой людей, которые не могут идентифицировать себя с определенной социальной группой. Это рабочие, работники бюджетной сферы, столкнувшиеся в последние несколько лет с проблемами падения жизненного уровня, нестабильности заработной платы, скрытой безработицы, падением престижа рабочих профессий. Для этой группы характерно ощущение несоответствия исполняемой работы полученной квалификации, они считают свою работу непрестижной, не видят возможностей профессионального роста и, как следствие, уходят от прежней идентификации, не находя оснований для новой.
И, наконец, с позиций теории маргинальности можно рассмотреть формирование новых групп. Нормативная ролевая и ценностно-нормативная неопределенность в этом случае существует не только на индивидуальном уровне, но и на групповом. Яркий пример такой ситуации – становление группы предпринимателей. Формирование этой группы началось с появлением законодательных оснований для предпринимательской деятельности, что вызвало мощный поток мобильности из разных социальных слоев. Однако в начале развития предпринимательства нормативные и ролевые характеристики этой статусной позиции были практически не определены, в обществе существовали лишь приблизительные представления, основанные на западных фильмах и образах русских купцов. Поэтому становление новой группы происходило, с одной стороны, на основе этих представлений, а с другой стороны, с привлечением поведенческих образцов тех групп, из которых наиболее активно шло рекрутирование – советская партийная, комсомольская и хозяйственная номенклатура, научно-техническая интеллигенция и «теневики». Поэтому можно заключить, что в основе формирования ролевых и ценностно-нормативных комплексов группы предприни-мателей лежали маргинальные практики.
Бедность, безработица, экономическая и социальная нестабильность, несбыточность надежд, крушение планов интенсифицируют процесс маргинализации населения. В результате появляется социальный слой пауперов, как следствие усиливающейся нисходящей социальной мобильности, нарастающей по своей интенсивности. Так формируется и укрепляется «социальное дно», которое фактически отторгается обществом, практически не знающим даже его истинных размеров. Данные, полученные в результате исследования, проведенного ИСЭПН РАН, показывают, что нижняя граница размеров «социального дна» составляет 10% городского населения, или 10,8 млн. человек, в составе которых 3,4 млн. человек — нищие, 3,3 млн. — бомжи, 2,8 млн. — беспризорные дети и 1,3 млн. человек — уличные проститутки. Указанные цифры не совпадают с официальной статистикой. Так, по данным МВД РФ, бездомных в России от 100 до 350 тысяч, и это естественно, потому что правоохранительные органы фиксируют лишь ту часть социального дна, которая попадает в их орбиту. А это — лишь видимая часть айсберга [5; с.38].
Представители «социального дна» имеют сходные черты. Это люди, находящиеся в состоянии социальной эксклюзии, лишенные социальных ресурсов, устойчивых связей, утратившие элементарные социальные навыки и доминантные ценности социума. Они фактически уже прекратили борьбу за свое социальное существование. Психологическое состояние пауперов, как правило, характеризуется отчаянием и безысходностью. Вместе с тем у рассматриваемых категорий населения прослеживается весь спектр человеческих эмоций: отчаяние людей, попавших на «дно» сравнительно недавно и еще недостаточно социализированных в новой для себя среде (нищие), безнадежное спокойствие «старожилов» (бомжи, проститутки) и «оптимизм» беспризорных детей, которые, как им кажется, вырвались на свободу.
«Социальное дно» в России находится вне рамок законов и норм Конституции. «Большое» общество исключает его из орбиты социальных связей; контакты с ним ведутся только по линии правоохранительных органов, процесс эксклюзии реализуется в наиболее полном виде. Более двух третей его представителей побывали в милиции, почти четверть — отбывали срок в тюрьме. «Дно» накапливает криминальный опыт не только непосредственной практикой преступной деятельности, но и за счет опыта лиц, отсидевших в тюрьме. Криминальная активность пауперов рассматривается как фактор политической нестабильности жизни российского общества. Обитатели «дна» способны на активные социальные действия, готовы к социальному взрыву.
Причины нисходящей мобильности могут быть внешние (потеря работы, реформы в стране, неблагоприятные перемены в жизни, криминальная среда, вынужденное переселение, война в Чечне, последствия войны в Афганистане — афганский синдром) и внутренние (склонность к порокам, неспособность к адаптации в новых условиях жизни, личные качества характера, беспризорное детство, плохая наследственность, недостаток образования, отсутствие родных и близких). Оценка влияния указанных факторов на социальные эксклюзии весьма различна со стороны населения, экспертов и самих представителей «дна». В обществе доминирует снисходительно-оправдательная установка на проблему бедности. Характер реформ способствует распространению мнения, что труд не является источником жизненного успеха, а бедность — это болезнь общества, не порок, а рок. Важнейшая причина, способная привести людей на «социальное дно» — потеря работы. Так считают 53% населения и 61% экспертов. В сознании людей экономические реформы в стране связываются с социальной деградацией, с массовым обнищанием, с жизненными лишениями. Менее значимыми воспринимаются влияние криминального мира, война в Чечне и вынужденное переселение (беженцы) [5; с.41].
Маргинальный статус (навязанный или приобретенный) сам по себе не означает ситуации социального исключения или изоляции. Он легитимирует эти процедуры, являясь основанием для применения «концептуальной машинерии поддержания универсума» — терапии и исключения. Терапия включает применение концептуальных механизмов, чтобы актуальные и потенциальные девианты пребывали в рамках институционализированного определения реальности. Они достаточно разнообразны — от пасторского попечения до программ личностной консультации. Терапия включается, когда маргинальное определение реальности имеет психологически подрывной характер для остальных членов социума; так, целью контрпропаганды является недопущение «брожения умов» под влиянием «чужих» СМИ либо харизматических личностей в своем социуме.
Исключение чужаков – носителей иных определений ведется по двум направлениям: 1) ограничение контактов с «аутсайдерами»; 2) негативная легитимация. Второе представляется нам наиболее тесно соотносящимся с маргинальным статусом индивидов и групп. Негативная легитимация означает принижение статуса и возможности влияния маргиналов на общность. Она осуществляется путем «аннигиляции» – концептуальной ликвидации всего, что находится за пределами универсума. «Аннигиляция отрицает реальность любого феномена и его интерпретации, которые не подходят этому универсуму» [1; c.187]. Она осуществляется либо путем приписывания низшего онтологического статуса всем определениям, существующим за пределами символического универсума, либо попыткой объяснения всех отклоняющихся определений на основе понятий собственного универсума.
Обратим внимание на разную реакцию общества на девиантность и маргинальность. К маргиналу, скорее всего, будет применена символическая изоляция, в то время как для девианта – изоляция в виде физического уничтожения, лишения свободы либо «терапия» в виде принудительного лечения. Процессы маргинализации имеют целью блокировать индивида, «запереть» его в ограниченном социальном пространстве, изолировать, перекрыть каналы влияния на остальных членов социума.
В заключении можно отметить, что маргинализация личности в условиях нарушения социальных связей может вести к диссоциации человека, тем самым вызывая психологическое напряжение, страх, стесненность, поведение, не совпадающее с общепринятыми нормами. Дает о себе знать синдром промежуточности, выражающийся в неуверенности, комплексе неполноценности, а отсюда и частой озлобленности, агрессивности индивидов. Именно поэтому первоначально маргинальность оценивалась негативно и связывалась с проявлениями социального дискомфорта и девиации. Однако ее социальное значение может быть положительным: отсутствие жестко очерченных норм и связей способствует повышению активности, проявлению инициативы, выработке культурных и социальных нововведений. Социальная и территориальная мобильность, изменения социально-экономического статуса, перемещения в культурном пространстве, столкновение с моральными нормами иного типа приводят личность к необходимости борьбы за выживание, в которой она может проходить через конкуренцию, конфликт, адаптацию вплоть до ассимиляции. Именно поэтому маргинальность характеризуется стремлением к интеграции – желанием «войти» в группу, занимающую более высокий социальный статус, преодолеть значительную социальную дистанцию.
Маргинальность задает поливекторность развития и в большинстве случаев это или болезнь роста социального организма или признак его распада, который осуществляется также посредством реструктурирования социальной мозаики. Векторы дальнейшего развития маргинальных субъектов могут задавать различную направленность динамики развития: как негативную – деформация и разрушение устоявшихся социумов, так и позитивную – формирование качественно новых социокультурных структур на микро- и макроуровне.
Авторы: Чекменёва Т.Г., Щербаков В.Ю.
Литература:
- Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995. 322 с.
- Голенкова З. Маргинальные слои: феномен социальной самоидентификации // Социологические исследования. 1996. №8.с.12-17.
- Маргинальность в современной России. М , 2000.
- Попова И. Новые маргинальные группы в российском обществе // Социологические исследования. 1999. №7. С.62-71.
- Римашевская Н. Бедность и маргинализация населения социальная политика // Социологические исследования. 2004. №4. с. 33-42.
- Сергеева О. Роль этнокультурной и социокультурной маргинальности в трансформации цивилизационных систем // Общественные науки и современность. 2002. №5. с.104-114.
См. также: О психологии маргинальной личности
