Сложившаяся структура экономики аграрного типа с преобладанием крестьянских и помещичьих хозяйств не требовала образования крупных обрабатывающих комплексов со значительной концентрацией капитала и квалифицированной рабочей силой. Иными словами, аграрная экономика предполагала наличие большого количества мелких хозяйств с небольшой производительностью, а не существование нескольких крупных предприятий большой мощности, обслуживающих обширные рынки (в том числе другие регионы страны и зарубежные государства). Небольшие предприятия пищевой и перерабатывающей промышленности не требовали сколько-нибудь значительного количества рабочих рук.
Из данных, представленных в таблицах 1.5 и 1.6 (см. часть 1) видно, что предприятиям Воронежской губернии требовалось сравнительно небольшое (по сравнению с другими губерниями Черноземья и остальной России) количество рабочих. При этом следует отметить, что значительную долю из этих рабочих представляли люди, нанимаемые на временные или сезонные работы.
Общая перенаселённость Воронежской губернии, которая стала особенно остро ощущаться к концу XIX – началу ХХ вв.,[1] вызвала к жизни такое специфическое явление, как массовые отхожие промыслы. С экономической точки зрения отхожие промыслы представляют собой ни что иное, как сезонную миграцию рабочей силы из трудоизбыточных районов и уездов. Десятки и даже сотни тысяч людей перемещались в поисках работы, пытаясь хоть как-то прокормить себя и свои семьи (нечто подобное мы вновь увидим спустя сто лет, в начале 2000-х годов, когда воронежцы станут ездить на работу в Москву из-за более высокой зарплаты). На масштабах феномена отхожих промыслов, его особенностях и движущих силах остановимся подробнее.
Количество сезонных трудовых мигрантов из Воронежской и целого ряда других губерний было уже к последней четверти XIX столетия таково, что привлекало к себе пристальное внимание исследователей. Так, А.Меерков, оценивая причины и масштабы отхожих промыслов, указывал: «Население Воронежской губернии находит в отхожих промыслах важный и незаменимый источник своего существования. Хотя Воронежская губерния и принадлежит к числу чернозёмных, но все же земледелие не служит единственным источником для удовлетворения всех потребностей населения… Земледельческое население перенаселённых районов или платит повышенную земельную аренду, или нанимается на земледельческие работы на месте, или отправляется за земледельческой работой[2] на окраины или, наконец, переселяются. На юг и восток, куда уходят земледельческие рабочие из центра, запашки расширяются и ещё не чувствуется избыток населения. Но здесь пришлые крестьяне являются уже наёмными рабочими местных крестьян и помещиков. Города и промышленные центры также начинают притягивать к себе жителей деревни. Переселение делает часть жителей наших деревень подвижными».[3]
Кроме того, миграции воронежских крестьян способствовало то обстоятельство, что сельскохозяйственным работам органически присущ сезонный характер. В осенне-зимний период, когда урожай собран, у крестьян появлялось время для занятий всевозможными промыслами, которые давали дополнительные приработки. Но если по месту жительства прирабатывать было невозможно, крестьянам приходилось искать работу вдали от родных пенатов.
Основными движущими мотивами для трудовых мигрантов были отсутствие в местах постоянного проживания работы со сколько-нибудь достойным заработком, позволявшим прокормиться, практически полное отсутствие средств к существованию и перспектив в жизни. В поисках лучшей доли люди покидали родные сёла и пешком, преодолевая путь в сотни километров, кое-как питаясь, терпя огромные лишения, шли в те местности, где их труд мог быть востребован. О способах и условиях перемещения трудовых мигрантов нам сообщают исследователи тех лет. «Главнейший способ передвижения рабочих, коему следует огромное большинство, – сообщает князь Н. Шаховской,[4] – это переход пешком до места назначения. Это служит прежде всего подтверждением бедности идущего люда, ибо пешее движение совершается в тех местностях, где проложены железные пути».
Пешеходы отправлялись в путь в одиночку или партиями от 2 до 30 человек и более. Самые бедные, не имевшие средств нанять подводу шли (например, из Курской, Тамбовской и Полтавской губерний), в большинстве случаев группами в несколько (3-4, 10-15) человек, питаясь размоченными сухарями, а то и Христовым именем.[5] Несколько лучшим было положение рабочих, сравнительно более обеспеченных средствами, которые собирались в партии или артели по 10-15, 25-30 человек, нанимали сообща подводу, или покупали собственную, на которую складывали провизию, бельё, косы.
В каком положении подчас оказывались трудовые мигранты на рынке найма, можно увидеть из отчёта за 1898 год о положении отхожих рабочих в г.Николаев Херсонской губернии. «В дождь, – говорится в отчёте, – вся площадь покрывается грязью, и в ней лежат, промокнув до костей, рабочие, сбившись нередко в значительные кучи во избежание теплопотери… После дождей расходы на лекарства против инфлюэнцы, лихорадки, ревматизма и проч. обыкновенно резко повышались».[6]
Наиболее распространенными в Воронежской губернии были сельскохозяйственные промыслы. Чернорабочие, батраки, полетчики, пастухи, овчары, бакчевники, косари отправлялись весной и летом в Донскую Область и Северный Кавказ. Кроме сельскохозяйственных рабочих весьма заметную группу составляли рудничные рабочие, работавшие в шахтах Екатеринославской губернии и Донской Области, и ремесленники: бондари, каменщики, колесники, кузнецы, овчинники, печники, плотники, портные, пряхи, ткачихи, сапожники, столяры, тележники, ведерники, горшечники, кровельщики, шерстобиты и проч.
Сельскохозяйственный труд работников в отхожих промыслах был очень напряжённым и неустроенным. Исследование тех лет даёт нам на этот счёт следующую картину: «Копка свёклы происходит осенью, весьма часто при ненастной погоде и продолжается около месяца. Рабочие из отдалённых сёл приходят и приезжают сюда со всем скарбом, женщины иногда с грудными детьми. Воз, на котором приехал рабочий, составляет его семейный очаг, где у него храниться всё необходимое и где он часто ночует. Летом рабочие спят под открытым небом, а иногда в наскоро устроенных из соломы сараях или шалашах, осенью же большей частью в землянках».[7]
В 1911 г. всего ушло из Воронежской губернии 158952 чел., что составляло 4,8 процента населения губернии за тот же год. Из числа уходивших на заработки 132005 мужчин или 4,0 процента к населению и 26947 женщин, или 0,82 процента к населению.
В течение 1898 г. из Воронежской губернии уходило на заработки 110295 мужчин и 19913 женщин, а всего 130208 душ обоего пола. В Саратовской губернии, по данным доктора Тезякова, в среднем за 1899-1901 гг. ежегодно уходило в отхожие промыслы 89479 душ населения, что к наличному крестьянскому населению составляло 4,8 процента. В Тамбовской губернии, по данным д-ра Моллесона, уходило в 1899 г. на заработки 127701 чел., что также составляло 4,8 процента к населению.[8]
Местности, в которые уходили трудовые мигранты, были рассеяны по всей России: некоторые добирались даже в Сибирь, Ферганскую область, Закаспийский край. Однако основная масса шла в область Войска Донского, в Кубанскую область, в Екатеринославскую губернию и в город Воронеж.
По данным статистиков Воронежского губернского земства В.И. Бузина и Н.П. Гвоздева, из 100 человек крестьянского населения Воронежской губернии 80 человек занимались исключительно хлебопашеством; 13 человек занимались хлебопашеством, прирабатывая на стороне на сельхозработах, и 7 человек занимались исключительно различными промыслами, как то: ремесленными, кустарными, торговлей, наймом на фабрики, заводы, в прислуги и т. п. Из 100 лиц, занимавшихся промыслами, 68 приходилось на сельскохозяйственные промыслы и 32 на остальные.
Ввиду того, что доходы от отхожих промыслов поступали почти исключительно на нужды крестьянских хозяйств, промыслами занимались по преимуществу члены тех семей, которые в наименьшей степени были обеспечены землёй. Из данных диаграммы 1.6 видно, что из 100 чел. безземельных крестьян промыслами занималось 49 чел., имеющих земли до 5 десятин на двор – 30 чел., от 5 до 15 дес. – 20 чел., от 15 до 25 дес. – 18 чел. и свыше 25 дес. – 13 чел.
Быстрый и неконтролируемый рост населения приводил не только к общей перенаселенности, избытку предложения на рынках труда и обнищанию жителей Воронежской губернии. Помимо всего прочего не хватало жилья, пищи, медицинских и образовательных услуг. Практически повсеместно отсутствовала система восстановления сил, досуга и отдыха. Физическая культура и спорт находились в зачаточном состоянии (лишь в некоторых образовательных учреждениях к концу XIX – началу ХХ вв. стали вводиться в учебный процесс уроки гимнастики). Система рационального проведения досуга и рекреации рабочей силы замещалась пьянством и кулачными боями. Вот как описывала газета «Дон» в 1912 г. одну из воронежских улиц (ныне 20-летия Октября): «…Навстречу нам с рёвом, свистом и гиканьем, как лавина, двигалась сплошная масса людей, занявших значительную часть улицы. Середина этой толпы словно кипела. Там были главные бойцы и там шёл ожесточённый кулачный бой».
Помимо отмеченных проблем существовали и другие, например, санитарно-гигиенического характера. Даже в губернском центре к началу ХХ в. водопровод и канализационная система присутствовали в минимальном размере.[9] Источники тех лет доносят до нас такие сведения: «Воды достать негде. Колодцев нет, водопровода и подавно. Воду возят два водовоза. Водовозов обычно ждут здесь по 2-3 дня. В довершение всего страшно развито шинкарство».* «Сюда, в Воронеж, за сотни вёрст ходили тёмные люди, больные и здоровые, на поклон к «святому Митрофанию» и, прикладываясь к мощам, заражали друг друга. Это о Воронеже ходила молва о том, что он – город всяких болезней. И действительно, он отличался огромной смертностью населения».[10]
Отмеченные факторы, действуя в совокупности, создавали весьма неблагоприятный фон для экономического развития Воронежского края. Отсталость края даже от соседских не вполне благополучных губерний еще более осложняла обстановку. Как отмечают воронежские экономисты-исследователи, в начале ХХ в. «тяжёлые условия жизни рабочих, страшный упадок сельского хозяйства и обнищание крестьянских масс привели к тому, что смертность населения в Центральном Черноземье была самой высокой, чем в среднем по 50 губерниям европейской России».[11] Данные о смертности населения по Воронежской и некоторым другим губерниям представлены в таблице 1.7.
Таблица 1.7
Смертность населения в Центрально-Черноземном регионе (в расчете на 1000 жителей в год)
Отдельно следует остановиться на положении, складывавшемся в сельском хозяйстве Воронежского края в пореформенный период. Реформа 1861 г. стала фундаментальной предпосылкой для изменения всей системы экономических отношений, вызвала глубокие преобразования в социальной и политической структуре общества. Отмена крепостного права с последующим постепенным выкупом помещичьих земель значительно расширила хозяйственную самостоятельность крестьян, нанесла чувствительный удар по общинному образу жизни сельских жителей.
Несмотря на компромиссный характер проводимой реформы, она, в конечном счете, всё же принесла свои плоды, – на её основе к началу ХХ в. происходит перераспределение собственности на землю и иные ресурсы. В Воронежской губернии по основным видам владений земля распределилась следующим образом: частновладельческие земли составляли 1573172 дес. (28 процентов), надельные крестьянские земли – 3746442 дес. (66,8 процента) и земли казны и учреждений – 283298 дес. (5,2 процента).[12]
Как видно из приведенных данных, в последние десятилетия XIX в. в сельском хозяйстве Воронежского края наблюдалось многообразие форм собственности на землю. При этом следует отметить, что между различными формами собственности и организации хозяйств происходила повседневная конкурентная борьба и наиболее дееспособные формы постепенно вытесняли менее дееспособные.
Наиболее серьезной трансформации подверглась дворянская форма землевладения и ведения хозяйства, – далеко не все представители дворянского сословия смогли приспособиться к новым условиям хозяйствования и повсеместному переходу экономики на рыночную основу. Часть дворян и помещиков обеднела и маргинализировалась, другая часть перешла на военную и государственную службу. Дворянство, таким образом, оказалось наименее подготовленным к изменившейся экономической среде, вследствие чего беднело, наращивало долги и разорялось. Один из исследователей конца XIX в. отмечал: «Дворяне… не приспособились ещё к новым условиям хозяйства… и запустение их поместий, разорение их гнёзд, долги и бедность дворянства явились лишь логическими последствиями этой их неприспособленности».[13]
Собственность и землю обедневших дворян скупали предприимчивые люди из разных сословий, которые более гибко вели аграрное производство. В итоге такие предприниматели становились крупными землевладельцами и помещиками, широко использовавших труд наёмных работников. Так, уже в 1880-х гг. в Воронежском уезде из каждых 100 имений размером свыше 500 дес. применяли наёмный труд 96,9 процента и в имениях размером от 50 до 500 дес. – 81,1 процента.[14] При этом заработная плата наёмных работников в Воронежской губернии была одной из самых низких. Например, по сравнению с такими губерниями, как Херсонская и Таврическая (районами развитого капитализма), она была в 1,5-2 раза меньше, что объяснялось не только большей населённостью Центрально-Чернозёмных губерний, но и меньшим развитием капитализма в сельском хозяйстве.[15]
Крестьянские хозяйства с небольшими наделами и устаревшей технологией обработки земли проигрывали новым помещикам конкурентную борьбу и фактически боролись за выживание. К началу ХХ в. размер среднего помещичьего хозяйства составлял 750 га, в то время как крестьянское хозяйство имело лишь 3 га. Безземельные и малоземельные крестьяне вынуждены были арендовать землю у помещиков на самых кабальных условиях – исполу и за отработки. Воронежская губерния оставалась одной из отсталых аграрных губерний «оскудевающего центра» царской России. 93 % населения губернии было занято в сельском хозяйстве. Господствовала по-прежнему трёхпольная система земледелия. Главными орудиями обработки земли оставались деревянные сохи и бороны. Положение воронежских крестьян нашло своё отражение в названиях сёл, деревень и хуторов: Гнилуша, Грязнушка, Пустошка, Голопузово, Горюшкин, Малоедов, Голодаевка, Нееловка и т. п. О тяжелейшем положении в Воронежской глубинке свидетельствуют материалы уездного комитета по сельскохозяйственной промышленности: «В короткий пореформенный период местность уезда изменилась до неузнаваемости. Леса поредели и сократились в площади, реки обмелели или местами совершенно исчезли, летучие пески надвинулись на поля, сенокосы и другие угодья (распаханные), поля поползли в овраги, и на месте когда-то удобных земель появились рытвины, водомоины, рвы, обвалы и даже зияющие пропасти; земля обессилела, производительность её понизилась, – короче, – количество неудоби увеличилось, природа попорчена, естественные богатства истощены, а естественные условия обезображены. Вместе с тем в самой жизни населения проявилась скудость, обеднение, вопиющая нужда».[16]
В 1900-1901 гг. надельную и арендованную землю крестьяне засевали на девять десятых рожью и просом; остальная площадь приходилась в основном на картофель и другие культуры.[17] При этом урожайность была весьма низкой (данные об урожайности в 1900 г. представлены в табл. 1.8), что являлось одной из основных причин бедности крестьян.*
Таблица 1.8
Урожайность некоторых культур в крестьянских хозяйствах Воронежского края в 1900 г. (в центнерах с гектара)
О невысоком достатке большинства крестьянских семей свидетельствует объемы и структура потребления продуктов питания (см. табл.1.9). Эти сведения следует дополнить данными А.И. Шингарёва, который проводил в начале ХХ века собственное обследование крестьянских семей из воронежских сел Моховатка и Новоживотинном. В частности, Шингарёв приводит следующие цифры.[18]
Суточное количество продуктов (в г) на душу населения:
Таблица 1.9
Потребление продуктов питания в крестьянских хозяйствах Воронежского края на душу населения в 1900 г.
Из данных таблицы 1.9 видно, что в структуре потребления воронежских крестьян в начале ХХ в. преобладали хлеб, картофель, капуста и продукты на основе круп и бобовых. Потребление мяса и мясопродуктов необычайно мало – всего 13,3 кг на душу населения в год (для сравнения: в 1985-1990 гг. аналогичный показатель для стран СНГ составлял 56-60 кг, для стран ЕЭС 81-85 кг, для США 112-115 кг).[19] Бедность и недостаточность питания людей негативно проявлялись в таких показателях, как повышенная смертность населения, недостаточная устойчивость к инфекционным заболеваниям, неполноценное физическое развитие и проч. Достаточно сказать, что почти половину населения Воронежской губернии к концу XIX в. (особенно это заметно по сельским районам) составляли дети и подростки до 19 лет (см. табл. 1.10).
Таблица 1.10
Возрастные группы населения Воронежской губернии (по результатам переписи 1897 г.)
Гипертрофированная структура населения Воронежской губернии, сложившаяся к началу ХХ в., когда практически 2/3 численности жителей составляли молодые люди в возрасте до 29 лет, накладывала свой отпечаток на все сферы социально-экономической, религиозной и культурной жизни региона.
[1] Согласно данным всеобщей переписи 1897 г., в Воронежской губернии постоянно проживало 2.549. 511 чел. На 1 января 1905 г. – 3.023.600 чел., 1910 г. – 3.355.800 чел., 1915 г. – 3.687.000 чел., 1916 г. – 3.800.000 чел. Прив. по данным Центрального и Губ. Стат. Комитетов. См.: Статистико-экономический словарь Воронежской губернии (период дореволюционный). – Воронеж: Гос. Изд-во, 1921. – С.325-326.
[2] По расчетам С. Короленко, если считать на каждого рабочего по 2,5 десятины посева, то последних работников в 21 губернии Центрального Земледельческого района окажется около 5 млн. человек, из которых около 2,5 млн. могут найти себе занятие только в качестве отхожих сельскохозяйственных рабочих.
[3] Цит. по: Меерков А.Н. К вопросу об отхожих промыслах, переселенческом и богомольческом движении в Воронежской губернии в 1911 году. /В сб.: Отхожие промыслы, переселенческое и богомольческое движение в Воронежской губернии в 1911 году. – С.1.
[4] Сельскохозяйственные отхожие промыслы 1896 г. – С.59-60.
[5] Отхожие промыслы, переселенческое и богомольческое движение в Воронежской губернии в 1911 году. – С.5.
[6] См.: Хижняков В.В. Пришлые сельскохозяйственные рабочие в Херсонской губернии. 1889. – С.37.
[7] Дисс. работа 1886 г. «Материалы к изучению русского крестьянства». Цит. по: Отхожие промыслы… — С.7.
[8] Данные прив. по: Отхожие промыслы, переселенческое и богомольческое движение в Воронежской губернии в 1911 году. – С.18-19.
[9] Водопроводная и канализационная системы появились в Воронеже в середине 1860-х годов. Однако водопроводом, общая протяженность которого составляла 100 км, было охвачено лишь около четверти населения, а канализацией пользовалось не более 18-20% воронежцев (на начало ХХ в.).
* Шинкарство – розничная торговля алкогольными напитками.
[10] Прив. по: Докунин В. Воронеж. – С.8.
[11] См.: Центральное Черноземье за годы Советской власти. – С.17.
[12] См.: «Статистика землевладения». – СПб., 1906. – С.10.
[13] Прив. по: Хохонин О.М. Помещичье хозяйство Воронежской губернии в конце XIX – начале ХХ вв. /В сб.: Из истории Центрально-Черноземного края. – Воронеж, 1976. – С.37.
[14] Ibid. – С.37.
[15] См.: «Сельское и лесное хозяйство России». – СПб., 1893. – С.329.
[16] В кн.: Шингарев А.И. Вымирающая деревня. Опыт санитарно-экономического исследования двух селений Воронежского уезда. Издание второе. – СПб.: Тип. т-ва «Общественная польза», 1907. – С.1-2.
[17] Прив. по: От оскудения к процветанию (Прошлое и настоящее сел Ново-Животинного и Моховатки Березовского района Воронежской области). – Воронеж: Воронежское книж. изд-во, 1958. – С.26.
* Для сравнения: современная урожайность зерновых культур в странах СНГ составляет 16-19,5 ц с га, в странах ЕЭС 37-40 ц с га, в США – 45-47 ц с га. Прив. по: Мир в цифрах. Стат. сборник. – С.339-341.
[18] Шингарев А.И. Вымирающая деревня. Опыт санитарно-экономического исследования двух селений Воронежского уезда. Изд. второе. – СПб., 1907. – С.107.
[19] См.: Мир в цифрах. Стат. сборник. – М.: Финансы и статистика, 1992. – С.101.