Победившая Октябрьская революция 1917 года совершила коренной переворот не только в политической и социальной жизни общества; она радикальным образом преобразовала культуру, сознание, мировоззрение людей. Несмотря на тяжелейшие бытовые условия, гражданскую войну, разруху и голод, 1920-е и 1930-е годы стали одними из самых продуктивных лет в плане творческого поиска в живописи, архитектуре, литературе, театре, кинематографе. Правда, потом, по истечении этого культурного прорыва, началось возвратное движение, с подавлением «дегенеративного искусства», противоречащего по сути идеологической линии партии и советского правительства.
Но это будет в будущем, которое в 1920-е годы казалось светлым и манящим — своей перспективой, новизной, масштабом. С провозглашением программ экономических преобразований страны, электрификации, индустриализации, строительства нового, коммунистического общества, вся страна превратилась в одну большую стройку, где главным действующим лицом стал рабочий класс, преобразующий окружающую действительность невиданными ранее темпами.
На фоне аграрных ландшафтов и нетронутой природы стали массово возводиться предприятия электроэнергетики, химии и нефтехимии, машиностроения, металлургии, тяжёлой промышленности.
Масштаб преобразований потрясал не только обывателя, но и художников различных жанров и направлений. Организаторы и последователи «Бубнового валета», «Ослиного хвоста» и прочих авангардных объединений российских живописцев активно включились в овеянную трудовой романтикой и энтузиазмом жизнь, перенося акцент от «пугачей» (как называл свои фовистские портреты Илья Машков) на создание пролетарских архитектурных шедевров (таких, как «башня Татлина»), плакатов, индустриальных пейзажей.
Массового пролетарского зрителя и ценителя больше не привлекали утончённые конструкции беспредметного искусства, призванного, как писал Василий Кандинский в книге «О духовном в искусстве» [2], формировать новые чувства, не свойственные грубому материализму. Движущийся вверх духовный треугольник, в вершине которого находились таланты-первооткрыватели, не устраивал теоретиков культурной революции. Василий Кандинский, а затем и Казимир Малевич с его супрематизмом отвергались пролетарскими властями как «упадническое искусство», не способное пробуждать в сознании рабочих и крестьян энтузиазм и веру в светлое коммунистическое грядущее. На творческую сцену должны были выйти новые живописцы, несущие в своих произведениях нерв времени, заряд позитивной энергии.
Ниже представлена ранняя работа А. Куприна «Завод. Этюд», написанная практически в стиле кубизма, хотя автор и избегает характерного для этого направления дробления объектов. Данное полотно может показаться современному зрителю мрачноватым и «упрощённым», как бы сделанным художником наспех. Но известный примитивизм, угловатость форм, отсутствие детализации допущены автором сознательно. Однако сделано это не под лозунгом Пабло Пикассо «Смерть хорошему вкусу!». Здесь превалирует совсем иной принцип — сделать изобразительное искусство доступным пролетариату, солдатам, вернувшихся с фронтов гражданской войны, крестьянам, батракам, городской голытьбе, беспризорникам и подрастающему поколению. Культура должна быть понятна массам — в картинах, плакатах и стихах Маяковского, окнах РОСТА, карикатурных образах капиталистов и эксплуататоров народа.
Так вот, Александр Васильевич Куприн, один из художников «Бубнового валета» изобразил завод таким, каким он предстал в его творческом восприятии — мощным, угловатым, дымящим, наполненным гудками и шумом работ. Куприн, помимо живописи, увлекался музыкой, анализом звуков, проявлением гармонии и какофонии, и даже изготовил орга́н собственной конструкции. Музыкальные таланты Куприна непосредственным образом влияли на его отношение к живописным композициям, в которых изображённые мотивы, как правило, служат для импровизированных линейных ритмов. Вместе с тем Куприн никогда не уходил в чистую абстракцию, оставаясь в пределах предметной композиции и традиционных жанров. [1]
Завод, фабрика, социальный и технический прогресс — это было всем близко и понятно. Простые образы делали изобразительное искусство таким же массовым, как потребление коллективных благ — многоэтажек, библиотек, кинематографа, литературы. Элитарность, изысканность, буржуазность, обращение к Богу должны были быть вычеркнуты из жизни советского человека, поскольку мешали пропаганде нового социалистического строя.
Куприн А. Завод. Этюд. 1921.
Такие мастера, как Александр Куприн, Константин Богаевский, Александр Дейнека, Александр Лабас, а также целый ряд других художников, отложили в сторону натюрморты, портреты и обнажённую натуру ради создания нового направления, получившего название индустриальный пейзаж. В это ёмкое понятие входили не только полотна с изображением заводов или новостроек, но и другие экономические сюжеты – строительство новых городов и значимых объектов, электростанций и плотин, железных дорог и локомотивов, передовиков производства в антураже технических средств, станков, тракторов, подъёмных кранов.
Художники, писавшие индустриальные пейзажи, не были конъюнктурщиками, пробовавшими оседлать новую модную волну и одновременно понравиться власти. Их картины не были «раскрашенными фотографиями». Полотна мастеров этого направления передают зрителю мощный пульс того времени, энтузиазм работников, грандиозный масштаб экономических преобразований. При этом мы можем наблюдать передачу промышленного ритма и созидательного духа через различные стили – социалистического реализма, авангардизма, импрессионизма и даже футуризма (последнее направление для городов будущего весьма популярно и теперь). Наверное, здесь был бы уместен термин М. Ларионова и Н. Гончаровой «всеизм», подразумевающий использования всех техник и стилей. Ниже представлены картины К. Богаевского, написанные им в разных стилях в 1932 и 1935 году.
Богаевский К. Биби-Эйбат. 1932.
Картина «Биби-Эйбат», на которой художник изобразил нефтяные разработки вблизи Баку, поражает нас своей статичностью и полным отсутствием движения. Зритель видит только возвышающиеся нефтяные вышки, жилые и производственные строения возле них. Ничто не указывает на дату; внешний наблюдатель как бы попадает в пространство, лишённое времени. Только производственные сооружения, которые ждут рабочих. Кто и когда даст сигнал к началу работ, остаётся загадкой. Полная статичность и недосказанность делает картину похожей на «промышленную икону». По своему исполнению шедевр К. Богаевского напоминает полотна Де Кирико, работавшего в метафизическом стиле.
Богаевский К. Днепрострой. 1935.
Совершенно иные подходы выбирает художник при написании картин о строительстве Днепровской ГЭС. На одном из них Днепрострой изображён в почти импрессионистской манере, где игра света занимает одно из центральных мест. Лучи прожекторов и всполохи от сварочных работ оживляют композицию динамикой и созидательным началом, показывая при этом, что работы не прекращаются даже в вечернее и ночное время.
Богаевский К.Ф. Панорама строительства Днепрогэса. 1935.
В картине «Панорама строительства Днепрогэса» Богаевский придерживается реалистического стиля, тщательно выписывая детали обширной стройки.
Работы Александра Куприна выдержаны в более единообразном и узнаваемом стиле, где изображаются не только производственные площадки, но и чётко различимые рабочие, занимающиеся созидательным трудом.
Куприн А. «Московский металлоаффинерный завод». 1931
Неповторимым стилем и харизмой обладают полотна А. Лабаса, выбирающего для индустриального пейзажа особую палитру красок, характерную для пастелей. В исполнении художника предприятия и окружающий их пейзаж приходят в состояние гармонии, которая радует глаз внешнего наблюдателя.
Большой интерес для исследования и анализа представляют собой и полотна с Азовсталью, нефтеперегонных заводов в Тбилиси, Новороссийским цементным заводом, ряд других индустриальных пейзажей учителя А. Лабаса и соучредителя «Бубнового валета» Аристарха Лентулова.
Картины художников, представлявших индустриальный пейзаж, в довоенный и послевоенный период пользовались спросом со стороны корпоративного сектора.
Куприн А. «Завод «Серп и Молот» в Москве. Мартеновский цех. Литье стали». 1931
Этот вид живописи был близок и трудящимся массам, которые воспринимали его как понятный, доступный, передовой. Для полотен индустриалистов не требовались дополнительные разъяснения и лекции, почти необходимые для супрематизма Малевича или абстракций Кандинского. Всё было выполнено не только в высокохудожественном стиле, но и имело воспитательно-пропагандистскую функцию, настраивавшую зрителя на созидательный лад.
Лабас А. Уральский металлургический завод. 1925
Эстетика производства и трудовых отношений были в предвоенные десятилетия серьёзно изменены, а также оказали влияние не только на живопись, но и смежные направления. Проекцией с индустриального пейзажа стали монументальная живопись, мозаики и чеканки, украшавшие здания советских городов, территории предприятий и парковые зоны. Индустриальные пейзажи были и продолжают оставаться непременным атрибутом кабинетов руководителей предприятий, вестибюлей и корпоративных музеев. Эта советская традиция сохранилась в несколько трансформированном виде и теперь, став частью организационной культуры не только промышленных, но и сервисных, транспортных и прочих компаний.
Лабас А. Индустриальный пейзаж. 1930-е
Нельзя не отметить, что со временем отношение к индустриальному пейзажу изменилось. Особенно хорошо это стало заметно после техногенных катастроф в Бхопале, Чернобыле, обширных розливов нефти, появления промышленного смога над городами.
Трубы промышленных предприятий стали символом загрязнения окружающей среды, увеличения содержания парниковых газов, сточных вод, эксплуатации людей и окружающей природы. В конце 1990-х и 2000-х годах индустриальный пейзаж всё чаще стал использоваться в жанре гротеска и карикатуры.
Вместе с тем индустриальный пейзаж продолжает развиваться с учётом новых тенденций в промышленном и ландшафтном дизайне, переходя на новую стадию своей эволюции.
Источники:
- Государственная Третьяковская галерея на Крымском Валу. Искусство ХХ века. С.34.
- Кандинский В. О духовном в искусстве.
См. Экономика и бизнес в живописи. Ч.1: морализаторское направление
